Мне нужно очень многое оплакать. А плакать мне нельзя по серьезным причинам. И это иногда невыносимо. Потому что внутри все в клочья. А снаружи сумрачный фасад.

Я должна оплакать обиду. Отношение. Опустошенность. Беззащитность.

Мне нужно оплакать себя и свою неприкаянность.

Мне нужно оплакать то, что житейская мудрость приходит тогда, когда она уже вообще не нужна.

Еще я оплакиваю то, что, возможно, встреча с 75-летней женщиной была последней. А дядю Фиму я в живых уже не застала. Я оплакиваю. Мне очень тяжело.

У меня огромный ком и внутри льются слезы, потому что завтра я буду смотреть на расписание самолетов и знать, что 11-часовым аэрофлотовским рейсом улетит моя подружка. С которой мы сегодня курили самокрутки на болоте. Сидели на завалинке и изливали друг другу душу.

Это мгновение я оплакиваю за быстротечность.

Нас разделают какие-то дохлые тысячи километров. Мы всегда на связи в Вайбере. Фейсбуке. Черт его знает где.

Но только на этом болоте я могла рассказать ей все. И она. Перебивая друг друга, удивляясь похожести судеб. Взахлеб. Мы не виделись больше 20 лет. У нас выросли дети. А нам все равно по 7, 17, 20 лет… Сейчас нам обеим 42. И нам кажется, что мы не поменялись. Мы стали мудрее. И перестали казнить себя за чужие ошибки.

Я должна оплакать это сейчас, чтобы утром никто не догадался, что сердце мое полно скорби.