У меня есть три вещи. О которых надо написать. Первая, больная – про стеснение. Родительское? Смущение и стеснение за детей, которые в переходном возрасте… Не знаю, как это назвать, но это мучительно. Я должна об этом подумать.

Второе – про мои сложные отношения с ветеринарной клиникой, в которую я попала в момент, когда это было мне очень нужно, где мне очень нравится, но я физически ощущаю жуткую дистанцию с людьми, которые там. Это все очень странно, и я тоже должна об этом подумать.

Третье – это то, как я засыпаю.

***

Простыни должны быть холодными и чистыми. Туго натянутыми. Ни одной складочки. Одеяло – прохладное. Подушка тоже. Я вью гнездо.

Мне важно, чтобы ноги были укрыты. Мне важно, чтобы одеяло закрывало плечи. Мне нужно, чтобы мои подушки стояли вокруг меня крепостью. Я ложусь на живот, подтягиваю коленку к подмышке, утыкаю нос в подушку и начинаю пытаться уснуть.

***

Думаю о том, кто эти люди, с которыми я не хочу общаться? Почему человек, изо рта которого я слышу только потоки помоев, навсегда перестает для меня существовать? Почему работать в женском коллективе я ненавижу?

***

Еще я постоянно думаю про смешного абрикосового цвета кота с кривой шеей. Ласковый, игривый, обнимашка и целовашка – я в свои смены всегда находила на него хоть десять минут своего времени, чтобы поиграть.

Да. Смешной, кривой и обреченный. Я думаю о том, почему на некоторых с детства есть такая несчастливая печать? Ведь классный котенок был, просто шея кривая. И от этого башка набок – забавная, ласковая, хитрющая. А ведь нужно анализы делать, выяснять, что не так – и хозяева, которые взяли этого кривульку из приюта, решили проблему просто. Сдали кота обратно.

А в приюте кот не прижился – слишком он странным и слишком непохожим оказался для простых приютских кошек.

Две недели ему безуспешно пытались найти хозяина. И я думала. Думала и думала – где-то у кого-то умирает кот. И никого другого в этот момент времени его хозяину не нужно. А ведь этот кривошеий ребенок… Его же могли бы взять и он бы помог преодолеть всю эту боль потери.

Но в итоге он тоже умрет, просто из-за того, что убитый горем человек, чье зрение залито слезами, не хочет даже думать о том, чтобы спасти чью-то вот такую неприкаянную жизнь. И не увидит всего отчаяния – когда сначала коту выделили 14 дней. Потом осталось 10. 9. 8. 7. … Господи. Жить с датой смерти.

Один раз я пришла на смену, а кота нет. И всем грустно.

Никто не хотел его убивать, но кому-то пришлось.

А так да, коты мрут, все плачут. А кто этого оплачет?

***

Я думаю о том, что мы такие разные. Рациональное и иррациональное.  Земля и воздух. 

***

Думаю о том, что на работе. Волнуюсь и беспокоюсь. Потому что надеюсь на перемены и что-то новое – долгожданное. Беспокоюсь, потому что один раз в жуткий снеговал и буран ехала свои километры от Пярну до Таллинна. На обледеневшей дороге, по черному льду, с полностью закрытым зарядами мокрого снега обзором. Ошибиться было нельзя. Скорость сбавить — тоже. И ни в коем случае не останавливаться.

***

Думаю про бабушку. Еще год назад было все хорошо. А сейчас она вроде бы и узнает меня.

— Инночка!

— Да, бабуля, это я.

— Шаф..

— Шарф? Тебя укрыть?

— Шаф..

— Бабуля, что ты хочешь? Принести что-то? Может, тебя посадить?

— Шаф… шаф… шаф-ран…

— Шафран? Зачем?

Она водит руками по одеялу и собирает мне этот шафран. Откуда он в ее космосе этого зассанного умирающими стариками хосписа?

Как получается так, что человек разом превращается в развалину? Почему нас загоняют в этот возраст, когда начинают ненавидеть родные дети? Я не хочу умирать в хосписе. Я не хочу быть в памперсе. Я не хочу зависеть от уставших санитарок. И не хочу есть с ложечки. Господи…

***

Думаю о том, что мне нужно срочно уснуть – я опять в этом жутком бессонном дурмане. И понимаю, что спать осталось всего несколько часов.

Сон мой, где ты?

***

Я хочу увидеть в этом сне свой сон. В котором я спокойна и счастлива. В котором мне хорошо и я много смеюсь.

Вообще, вся эта тема про родителей и детей, она странная тема. Я до сих пор не могу привыкнуть к мысли, что у меня двое детей. Потому что этого не может быть. Я не ощущаю себя яжматерью. Ни физически, ни морально. А они сейчас спят и не знают про мои метания. И не дай бог узнают.

Сон мой, где ты? Я боюсь смотреть на часы.

***

Я думаю о том, что могло бы быть очень хорошо. И как оно могло бы быть. Эти чертовы фантазии вообще никак не реализуемы, но они дают моей несчастной голове то самое окошко, когда можно обмануть мозг и представить, что оно все на самом деле.

И сейчас, вот он, этот пограничный момент, когда я физически ощущаю, как мне тепло и как я расслабляюсь, а граница моего перехода в тот мир становится призрачной как вуаль – я в шаге от своих снов и сейчас меня закружит совсем другая реальность.

Пусть два часа, но я буду свободной.