Сросшиеся брови не всегда были трагедией для юной девы. Древние греки, а затем и римляне, считали монобровь признаком ума и страсти. В погоне за мужем, молодые девушки часто надевали поддельную бровь, изготовленную из козьей шерсти и смолы.
Переходным возрастом может зацепить кого угодно. То есть лет до 12, время от времени срываясь на колоратуру, ты растишь вполне нормальных детей. А лет с 12 понимаешь, что привычная картина мира накрылась одним местом и колоратуры трех с половиной октав явно не хватает. Хочется хренакнуть семь и еще кулаком по столу, но сил не остается даже на приличное дыхание. Поэтому радости пубертата приходится переживать и в 40 с чем-то там лет, даже если оно вам нафик не надо.
Вот, например, чисто как мать, просишь навести порядок. А тебе в ответ показывают пару закатившихся куда-то в район затылка и даже копчика глаз и бормочут под нос что-то вроде «ойфсеооо».
Чисто как мать я, конечно, должна сдержаться, хотя для меткого подзатыльника (который заодно поможет глазам сфокусироваться на проблеме) имеются все предпосылки. Однако инструкции по обращению с цветущими подростками рекомендуют быть с ними на одной волне, живо интересоваться, не повышать голоса. Все как с умственно отсталыми элементами. Только в какой-то момент эти элементы начинают испытывать мое железное терпение так, что вся сварка титановой конструкции летит к чертям. И тогда педагогика ховается по углам, затихает и буквально в течение трех секунд на место возвращается все: глаза, мозги; руки берутся в ноги и появляется порядок. Дипломатия, конечно, так себе, зато с управленческой частью пока еще все хорошо.
***
Помимо организационной неразберихи, переходный возраст несет с собой кучу других проблем. Я в жизни не могла подумать, что из-за пубертата в ванную может возникать очередь и столпотворение. Оказывается, теперь в организме появилась куча всего нового, с которым жить и жить. А разбираться с новизной надо в тишине и уединении. Заодно можно любоваться собою в зеркале с разных ракурсов. На исходе второго часа уединений семейство начинает напоминать стаю дятлов, пытающуюся продолбиться до особенно вкусного жука-долгоносика. (Еще год назад было не заставить почистить зубы – ред.).
***
Недавно, вдобавок к часовым очередям в ванную, переходный возраст нам принес монобровь! Понимаете? Монобровь!!!
Каких-то 29 лет назад мир был прост и понятен: глаза красить запрещено, волосы красить запрещено, кудри вить запрещено, эпиляцию делать запрещено, одежда только та, что купят родители. И никаких карманных денег! Что-то вякнулось?! Три дня домашнего ареста!!! На все слезливые вопли про волосы на руках и ногах мама оптимистично отвечала, что с возрастом станет легче (это на пенсии что ли?), а брить ни за что, потому что потом вырастет как у джигита, а мы ж не хотим на коленках как у джигита? (интересно, отчего тогда жаловались на редкие волосы, если проблема решалась бритвой?) Но эти вопросы было опасно задавать. Потому что, повторю, тогда мир был прост и понятен — в моем переходном возрасте были только прыщи и свежий огурец, как лекарство от всех несчастий.
Сейчас все сложно. Огурцы нитратные, а в классе все девочки рисуют стрелки, которые можно завязать бантиком на затылке. Еще в их арсенале ресницы, которые наклеивают прямо на глаза и пластиковые корытца, которые наклеивают вместо ногтей. Так что мне еще повезло — в семье растет вполне милый ребенок со своими ресницами и ногтями. С закидонами, конечно, и в два счета выводящий меня, как мать, из себя. Но в целом (и глядя на остальных), этого подростка вполне можно назвать золотым. Если б не монобровь.
***
Познание мира и уединение в ванной в 12 лет до добра не доводят. Потому что в ванной имеется богатый запас всевозможных средств, которые растущий подросток пытается использовать одновременно. И один раз дошло до пинцета. Причем поняла я это не сразу – первые шаги предпринимались в условиях глубочайшей конспирации – старшая и младший подростки знают, что я, как мать, не одобряю в семье номинантов на премию Дарвина. Хотя они прилагают все усилия.
Недели через полторы деточка вошла в раж, и брови решительно поползли с лица к вискам, освобождая пространство переносицы. Юная мордаха пришла почти в идеальное соответствие со средневековыми портретами — из тех, где внешности особенно дебильноватого вида. Вот тогда роковой вечер и наступил.
— Где твои брови, ребенок, — как бы случайно спросила я, изо всех сил имитируя высокую степень пофигизма и спокойствия. Этой фразе мог позавидовать любой оратор – я умудрилась не придать ей вопросительной интонации. Вышла декламация на древнегреческий манер, только без простыни.
— Э-э-э, — заметалась ребенок глазами. – Э-э-э… (В древнегреческой трагедии был хор, да).
— Где твои брови, ребенок, — повысила я градус, отложив на всякий случай все тяжелые предметы подальше.
— Мама! Понимаешь… У меня росла монобровь (БЛЯ!!! – ред.) и я решила от нее избавиться, — выпалила припертая к стене ребенок. – Ты понимаешь, что это такое? Это же ужас! Как я с монобровью в школу приду?!
12 лет. Пинцет. Ванная. Фрустрация. Дедушка Дарвин ехидно улыбается в бороду.
***
Дольше 10 минут в ванной теперь нахожусь только я. Потому что возраст почтенный и монобровью меня хрен испугаешь.