Есть удивительная фраза. Евангелие от Матфея. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Поначалу заворожило звучание. Потом, только потом я поняла, что за сокровища. Где мое сердце. И как это.

У меня их очень мало. Сокровищ этих. Но есть два. Которые всегда-всегда со мной. Почти с самого рождения. Это две мои смешные и любимые игрушки. Первая — это Заяц, который уже когда-то засветился на страницах этого непонятного мне до сих пор сайта. А второй — Цыпленок. Про которого я никогда никому не рассказываю. Теперь расскажу сразу всем трем с половиной любопытным))) Теперь будете знать)

***

Заяц. Сначала был один. Старший. Подаренный двоюродным дедушкой Сашей, и которого я обожала. (Я их обоих обожала, и их обоих уже нет со мной — тоже сердце мое). Старший Заяц участвовал в моей жизни на правах любимого и обожаемого родственника. Без него я никуда не ездила, отказывалась спать и есть. Он выгуливался рядом. Окунался во все лужи, потому что «пи-кок» — прыг-скок. Мама с папой лучше это помнят. Мои же воспоминания ростом с тогдашнюю меня — где-то на уровне папиного колена. Поэтому я не помню смешную крохотную девочку, смешно любившую свою первую игрушку. А помню только свое трепетное к этому Зайцу отношение.

Вот, например, один раз Заяц, сдавшись после стольких лет моей любви, решил отвалиться головой. А тетя Софа (я вас помню, тетя Софа… В каком мире вы сейчас, удивительная женщина?), придя к нам в гости, заметила надвигавшуюся катастрофу. Быстро взяла у мамы иголку с ниткой и спасла Зайца.

Мама давала мне папины носовые платки и я придумывала для Зайца наряды. Один платок (большой зато). А придумок было — ого-го. Мне ужасно нравилось место, где у Зайца начинались уши — полоски ткани с нежным шелковистым ворсом были нежные-нежные, белые-белые. Когда-то он тоже был с белыми-белыми лапками. И в чистой шубке. Но… Это же был Мой Заяц. Мужественный Мой Заяц. Моя экспериментаторская натура перво-наперво заставила выковырять из него нос. Я пыталась выковырять заодно и глаза, но с ними оказалось сложнее. А потом решила, что Зайца без орешков в лапах быть не может. И нарисовала их ему.

Зачем я рассказываю это все? Наверное, потому что иногда я очень хочу увидеть этого Зайца. Обнять. Прижаться. Уткнуться. Выплакаться. Потому что больше никому и ни за что. Но лет в 15 (ему 14) до него добралась моя собака. Сейчас я думаю, что надо. НАДО было оставить эти ошметки. Склеить, собрать, сшить хирургическими тонкими швами. Вдохнуть в него свою жизнь, поделиться. Чтобы не рваться к нему теперь.

Но тогда, в 15 лет, мне казалось, что спасение невозможно, да и пора бы вырасти. Подумаешь, игрушка. Я тогда не поняла, что это Заяц. И теперь он сохранился только на некоторых фотках. Пусть хотя бы так. И еще… остался Младший Заяц.

Он появился спустя год после первого Зайца. Дедушка думал посмеяться, но в моем сердце прекрасно поместились оба Зайца. И меня хватало на обоих. Теперь у меня было два носовых платка, из которых мастерились наряды и компания стала повеселее.

Младший Заяц прошел примерно те же испытания — с орешками и носом. И любила я его примерно так же. (А как назвать мое нынешнее чувство к нему?) И повезло ему больше — он уцелел, и теперь я никуда его не отпускаю. Он живет со мной. Ему я рассказываю свои истории. Он мокнет, когда мне нужно кому-то излить душу. И еще над ним бессовестно ржут друзья. Говоря, что такой уродец не может быть Зайцем. А для меня он самый лучший.

***

А это Цыпленок. Вы, конечно, не поверите, что это Цыпленок. Но когда-то… Лет сорок назад. Он действительно был маленьким Цыпленком. С клювиком из губки. Глазенками. Крылышками. Его мне подарила мама.

Я помню, что я была совсем-совсем маленькая и он едва помещался в мою ладошку. И страшно мне нравился.

Разумеется, я отковыряла и клюв и глаза. Потом расстроилась. Нарисовала недостающее. Цыпленок то терялся, то находился. Но берегла я его как умела — в лужи не сильно окунала. Но выгуливала вместе с Зайцами.

***

Я вообще с родителями не спорила — нас растили в строгости. Я помню, как обрыдалась, но выбросила «Четвертую высоту», когда папа, решив, что я слишком часто и много ее перечитываю, заставил меня ее вынести на помойку. А вот Цыпленка не дала. Была готова ко всему. Наверное, папа понял, поэтому не стал настаивать. Кстати, «Четвертую высоту» я купила много лет спустя в Риге.

А Цыпленок тоже живет со мной. Он живет в маленькой комнатке, там, где стоят три флакона с моими духами. Он тоже дух. Один из трех духов моего детства. Там, где еще одна часть моего сердца.

***

Я знаю множество людей, которые хранят в банковских сейфах свои драгоценности. Знаю дома-музеи. И я знаю себя. Не могу хранить их в сейфе, хотя надо бы. Потому что без них мне будет хуже, чем без бриллиантов.